Версия для печати

---

Сергей Зыков

На Парижской бирже

 

Впервые приезжая в Париж, многие советские люди чувствуют себя так, словно когда-то уже здесь побывали. Знакомо звучат названия улиц, бульваров, площадей, запомнившиеся еще со школьной скамьи. Ведь кто из нас, читая Бальзака, Золя, Гюго, Мопассана, не рисовал себе мысленно образ французской столицы? Кто не продолжал затем «изучать» ее при помощи посвященных Парижу кино- и телефильмов?

Представьте себе, что мы с вами в самом сердце города. Свернув с площади Опера, идем по оживленной и деловой улице «4 Сентября». Достигнув улицы Вивьен, останавливаемся на небольшой площади. Перед нами массивное каменное здание с широчайшей лестницей, колоннами и портиками, напоминающее древнегреческий храм. Да ведь это Биржа! — воскликнет каждый, даже тот, кто только час назад приехал в Париж. Та самая Биржа, которую описал Эмиль Золя! Именно по этим ступеням, минуя тяжелую чугунную ограду, поднимался Саккар, в цилиндре и с толстой сигарой в зубах, пробираясь через шумную толпу, охваченную очередным приступом спекулятивной лихорадки.

Надо, конечно, обладать определенным воображением, чтобы представить себе, как выглядела Биржевая площадь во времена Золя. Почти сто лет отделяют нас от того дня, когда появился на свет его роман «Деньги». Само здание Биржи, сооруженное по приказу Наполеона I, расширилось за счет пристройки двух крыльев. Вереницы автомобилей, с трудом продвигающихся по узким проездам, никак не похожи на кареты, коляски и фиакры, коими пользовались биржевики и спекулянты той поры.

У парижской Биржи своя многовековая история. Истоки ее можно обнаружить в несколько неожиданном месте — на мосту, перекинутом через правый рукав Сены и соединяющем площадь Шателэ с островом Ситэ. Он сохранил название «Пон-о-Шанж», что значит «Мост обмена», в память о том, что некогда здесь находились лавки менял. Еще в 1141 году король Людовик VII узаконил существование корпорации менял, праотцов нынешних биржевых маклеров. Много лет спустя место, где встречались менялы, а также посредники, торговавшие векселями и кредитными обязательствами, получило название биржи — «бурс» по-французски. Если верить словарю Ла-русса, оно произошло от имени одного из видных дельцов города Брюгге ван дер Бурсе, на фасаде дома которого красовалась скульптура, изображающая три сумы (по-французски также «бурс»), в которых в ту пору носили деньги. Подлинный свой характер фондовая биржа приобрела лишь при зарождении капитализма во Франции.

Велик соблазн легкой наживы. Заразителен азарт игры. Как мотыльки на огонек, обыватели устремляются в авантюры, соблазненные заманчивыми обещаниями ловких дельцов. Саккар — собирательный образ, созданный Золя. Но вся обстановка, подспудная борьба крупных банков, вплоть до грандиозного краха «Всеобщего союза», были взяты писателем из жизни.

Как же сегодня живет Биржа, этот «рынок рынков», где наряду с золотом и иностранными валютами котируются акции крупнейших французских финансовых, промышленных и коммерческих компаний? Давайте заглянем в храм золота и наживы, воспользовавшись тем, что ныне вход в него не запрещается не только женщинам, но и иностранцам.

...Полдень — священный во Франции час завтрака. Ровно в 12 часов прекращается работа на фабриках и заводах, в учреждениях и учебных заведениях. Толпы служащих, конторщиков, продавцов и продавщиц устремляются в кафе, столовые, рестораны, а то и просто в скверы и на бульвары, чтобы, сидя на скамейке, закусить бутербродом. Но Биржа живет по своим законам. И именно в 12.30, когда весь Париж занят едой, раскрываются двери ее операционных залов и начинается ежедневный двухчасовой сеанс. Ровно в 14.30 раздается звонок, гаснут световые табло, прекращаются сделки.

Святая святых Биржи — главный операционный зал. В центре его возвышается куча белого песка, обнесенная по кругу металлической оградой. Опираясь на ее обтянутые бархатом поручни, ведут торг «старшие жрецы» денежного храма— «ажан де шанж», иначе говоря старшие маклеры. Их немного — всего 83 человека, только они имеют доступ к «корзине», как именуется это место на биржевом жаргоне.

Когда-то на бирже существовал лишь один операционный зал. По мере роста числа компаний, котирующих свои акции, появлялись новые. Теперь их шесть. В дополнительных залах операции ведут помощники «старших жрецов», пользующиеся, как и их патроны, исключительным правом продавать и покупать ценные бумаги. У каждого маклера целый штат клерков и курьеров, непрерывно снующих между своими хозяевами, их помощниками и конторами, передавая распоряжения клиентов на покупку и продажу и сообщая последние новости.

Из 80 тысяч компаний, существующих во Франции, лишь 1500 имеют право котировать свои акции на Бирже. Это, конечно, самые крупные и мощные, обладающие капиталом в сотни миллионов франков. Фактически же используют такое право гораздо меньше компаний, всего несколько сот.

Непосвященным трудно разобраться в том, что происходит в переполненных залах, в невероятной сутолоке и толкотне, в толпе кричащих и жестикулирующих людей. Если вы не хотите оглохнуть, заработать тумаки, лишиться половины пуговиц и особенно если вы не любите, чтобы ходили по вашим ногам, поднимитесь лучше на галерею, окружающую главный зал. Взирая вниз с этой безопасной позиции, легче понять бушующую биржезую кухню. В этом сложном деле изрядную помощь мне оказал служащий, любезно предоставленный администрацией Биржи в качестве гида.

Первое, что следует уяснить, это язык жестов, с помощью которого изъясняются маклеры. Поднятая рука и движения ладонью, как бы показывающие «ко мне», означают «беру», иначе говоря, что маклер покупает. Руку, опущенную вниз, и жест, напоминающий тот, которым древние римляне в Колизее требовали добить гладиатора, надо понимать как «продаю».

В каждом операционном зале находится служащий Биржи, ведущий торг. За 120-минутный сеанс он должен подвергнуть котировке акции нескольких десятков компаний, названия которых он выкрикивает в установленном раз и навсегда порядке. Одновременно он объявляет вчерашний курс этих акций. В блокнотах маклеров и их помощников записаны поручения клиентов: продать столько-то таких-то акций, купить столько-то других, за наличный или в кредит, не дороже такой-то цены и не дешевле такой-то. Маклер — это комиссионер. Он не может ни прибавить, ни убавить ни сантима от цены, назначенной клиентами. Но обязан выполнить и те поручения, которые поступят к нему уже в ходе сеанса и которые ему, примчавшись сломя голову, доставят клерки и курьеры. В ходе игры секунды ценятся на вес золота.

— «Понт-а-Мусон», 263! — громогласно возвещает ведущий торг.

Несколько маклеров одновременно поднимают руки, а другие, выбрасывая руки вперед, опускают их. «Беру двести по 264!» — кричит один. «Беру триста по 264 с половиной!» — орет другой. «Продаю сто по 262!» — надрываясь, вопит третий. Ведущий каким-то чудом успевает учесть эти цифры. Спрос явно превышает предложение, и по указанию ведущего служащий, разгуливающий по помосту перед огромной грифельной доской, заносит мелком против «Понт-а-Мусон» цифру 264. Но тут два-три маклера сразу выбрасывают пакет акций. Курс падает. Служащий стирает прежнюю цифру и пишет новую — 262,5. Если нет новых заявок, эта стоимость акций сохранится до завтрашнего дня. Прошло всего две, максимум три минуты, и ведущий, стараясь перекрыть своим голосом шум, царящий в зале, называет следующую компанию.

Вот, собственно, и вся механика. Акции покупаются и продаются. Регистрируя, как какая-нибудь счетная машина, соотношение между спросом и предложением, Биржа определяет повышение или понижение их курса. Но за этими, кажущимися предельно простыми операциями скрывается сложная игра. Идет беспощадная борьба интересов, разыгрываются хитроумные комбинации крупных финансовых и банковских групп, остающихся, в сущности, в тени. Биржа — своего рода поле боя, где маклеры, как командиры полков, бросают в сражение миллионные капиталы. Но они лишь исполнители воли своих клиентов, как мелких обладателей акций, так и главным образом анонимных, но могущественных воротил. Последним, этим маршалам и генералам от финансов, нет нужды самолично, как некогда героям Эмиля Золя, присутствовать на поле брани. Телетайпы сообщают в их конторы курсы валют и акций всех бирж мира, специальные телевизионные камеры, расставленные в разных местах на парижской Бирже, показывают все, что происходит в ее операционных залах. В тиши своих кабинетов они руководят этой никогда не утихающей и часто обостряющейся войной, стратегия которой во многом определяется политической и экономической конъюнктурой...

Чему служит биржа? Она выполняет различные функции. Прежде всего, как мы об этом уже рассказали, биржа — место торговли акциями торгово-промышленных и банковских компаний, облигациями внешних и внутренних государственных займов, а также золотом и валютой. Биржа во французской столице несколько уступает по своему значению лондонской, где операции с золотом и валютой проводятся в более широких масштабах. Но и здесь игра спроса и предложения определяет стоимость ценных бумаг, курсы иностранных валют и драгоценного металла, без чего немыслимо никакое движение капиталов. «Рынок рынков», она позволяет измерять пульс деловой жизни страны, ее активность, «состояние здоровья» как отдельных предприятий, так и целых отраслей промышленности, торговли, финансов.

Другая важнейшая задача биржи — привлечение капиталов и сбережений мелкой и средней буржуазии. Вероятно тот или иной обыватель, располагая определенными средствами и подстегиваемый непрерывным падением стоимости денег, и без биржи приобрел бы в банке акции или облигации тех или иных, кажущихся ему более надежными компаний. Но биржа — это ведь одновременно и огромный игорный дом. Она манит перспективой легкой наживы. Заражает вкладчиков азартом. Заставляет их покупать одни акции и продавать другие. И главное, вкладывать все больше и больше денег в эту игру.

Во Франции примерно полтора миллиона держателей ценных бумаг. Это в относительных к числу населения цифрах меньше, чем в США. Однако их число растет, и, по мнению авторитетных специалистов, биржевая игра активно способствует этому процессу.

Биржу называют также «фабрикой иллюзий». Каждый играющий на бирже, безусловно, рассчитывает заработать. Что для этого нужно? Купить акции, когда они стоят дешево, и продать их, когда они поднимутся в цене. Но как угадать, что произойдет завтра или послезавтра? Тысячи и десятки тысяч мелких вкладчиков сплошь и рядом становятся добычей биржевых акул, так как они не могут получать достоверную информацию, которой располагают финансовые воротилы.

Между тем биржа — необыкновенно чувствительный организм, немедленно реагирующий на внутренние и международные события. Мне показали диаграмму колебания курсов акций основных групп французских предприятий за пятнадцать лет. Она напоминает и кривую температуры лихорадящего больного, и ленту сейсмографа, зарегистрировавшего подземные толчки.

Последние годы, отмеченные экономическим кризисом, отказом США от золотого обеспечения доллара, решением ряда стран пустить свои валюты в «свободное плавание», вызвали глубокие потрясения в западном мире. Не раз биржи, в том числе и парижская, вынуждены были закрывать свои двери и, подобно кораблям, отходящим во время бури от причалов на более безопасную стоянку на рейде, спасаться таким образом от шквалов международной спекуляции.

Финансовым воротилам в сто раз легче ориентироваться в сложной обстановке. Конечно, они сражаются и между собой, стараются подставить друг другу ножку. Но чаще и больше всего попадаются в расставленные ими ловушки скромные держатели акций. Каждое крупное потрясение завершается банкротством ряда фирм и разорением множества мелких игроков, чьи денежки уходят в карманы биржевых королей.

Служит ли это уроком «мелкоте»? Отнюдь. На сто разорившихся всегда найдется десяток, которым удалось заработать и чей пример вновь вдохновляет игроков. Авось в следующий раз и мне повезет!..

Кончился сеанс. Толпа рассеивается. Мокрые от пота, охрипшие маклеры спешат в свои конторы, чтобы подвести итоги. Журналисты торопятся в редакции. Клерки и другие служащие, вздохнув с облегчением, отправляются в соседние кафе.

Зашел и я в одно из них. В уголке у окна сидел, наклонившись над блокнотом, испещренным колонками цифр, толстый, обрюзгший и плохо выбритый седой человек. Затасканная шляпа съехала на затылок, галстук и жилет усыпаны табачным пеплом. Груда окурков в пепельнице соседствовала с пустой кофейной чашкой. Рядом на стуле — ворох газет, которые найдешь не в каждом киоске: «Капитал», «Биржа», «Курсовой бюллетень». Человек мусолил карандаш и, погруженный в свои расчеты, не обращал ни на кого внимания.

— Игрок? — осведомился я у официанта, кивнув в сторону старого человека.

— Безнадежный! — ответил официант.— Я его лет десять знаю. Сидит часами, уткнувшись в сводки. Таких, как он, много.

И, взглянув в окно на чуть затянутый обычной парижской дымкой величественный храм золотого тельца, меланхолически добавил:

— Все хотят стать Ротшильдами. Да не так-то, знаете, это просто.

 

Монмартр - Назад

Далее - В квартале Гут-д'ор

 

 

Зыков С.П. О Франции и французах. Очерки и репортажи. М. Политиздат, 1978.

---