Версия для печати

---

Безобразовы

"От Ржеля до Держеславля"

По тропкам и по кочкам шла маленькая точка. К. Филиппова

Иногда меня обвиняют в преувеличениях, нет, не иногда, а довольно часто.

Софья Станиславовна всегда строго следила за мной и очень грозно говорила: «Не восклицай!» Но у меня это очень трудно получалось: я страдала, но восклицала. Страдала до тех пор, пока в Политехническом музее на моем вечере не вышла на сцену профессор ГИТИСа, актриса, поэт, художница Сусанна Павловна Серова и не сказала в зал:

— Я должна вам немного объяснить Карину. Она никогда не врет, она так видит. Иногда ей три года.

Насколько теперь легче живется! Чуть только кто не так реагирует на мои восклицания, у меня сразу готов аргумент: а я так вижу, и все тут. 

Сусанна Серова

— Да понимаешь, Сюзик, ты не в курсе, но мой прадед был управляющим у графа Безобразова...

Застывшая от изумления Сусанна говорит мне:

— Каринка, а я Безобразова.

— Боже мой, моя барыня! Поедем со мной в деревню, и я покажу тебе дом Безобразовых в Борках, который чудом сохранился после войны, и ему уже триста лет. Рядом кладбище, где не только могилы моего прадеда и моих предков, но и мраморные памятники с фамилией Безобразовы.

Мы в деревне, и я слушаю дивные рассказы про прошлую жизнь. Сюзик показывает мне фотографии, где у бабушки на коленях шестимесячный младенец с большими круглыми глазами — в будущем известный всем Сергей Владимирович Михалков. Крестный отец Сюзика Петр Глебов, знаменитый артист, сыгравший Григория Мелехова в «Тихом Доне»...

Как совместились все эти фамилии? Рассказываю.

Красавица тетушка Марица, родная сестра папы Сергея Михалкова, его тетя, родивши уже двух очаровательных мальчиков, ожидала третьего ребенка. Тут мнение семье разделилось пополам. Одна половина семьи рассказывала про то, как тетушка Марица в купе примеряла шляпку, а вторая половина семьи говорила — «не только шляпку». Но ревнивый муж, молдаванин Кристи, приревновал ее к ее дяде.

Сергей Михалков в возрасте шести месяцев с прабабушкой и прадедушкой

Трубецкому, схватил большой пистолет, выстрелил и убил его.

— Больше ты меня никогда не увидишь, — сказала красавица Марица и выполнила свое обещание, потому что она вышла замуж за Глебова и родила еще двух мальчиков — художника Феденьку и артиста Петю Глебовых.

Когда тетушка Марица садилась в такси, непременно просила водителя:

— Везите меня осторожно — я тетушка советского гимна и мать «Тихого Дона»!

* * *

На этом фамильные неожиданности не закончились в роду Безобразовых. Потому что моя подруга Сусанна вышла замуж за внука великого художника Валентина Серова, а ее сестра Марина родила прелестных мальчиков, двое из которых стали священнослужителями, один из которых — отец Артемий Владимиров.

Сергей Михалков написал про девочек Сусанну и Марину эпиграмму:

Хлеба нет и маргарина,
Есть Сусанна и Марина.
Хорошо, что у Барто
Есть продажное пальто.

Батюшка Артемий

ПРОТОИЕРЕЙ АРТЕМИЙ ВЛАДИМИРОВ
ДВОРЯНСКОЕ ГНЕЗДО

Давно все порушено в русских усадьбах,
Расхищенных чернью, сожженных дотла.
О пышных крестинах и суетных свадьбах
Здесь помнит одна лишь старуха ветла

Да дерном поросшие бурые всхолмья
Разрытых могил и расколотых плит...
Фундамент поместья виднеется темный
Средь зарослей кленов высоких и лип.

Близ пруд под осокою и камышами —
Столетье без малого в Лету ушло.
В имении жизнь процветала веками,
Покуда в стране не умножилось зло...

«Поведай же мне, о старуха седая,
За годы поникшая долу ветла,
И все расскажи, ничего не скрывая:
Два века назад чем усадьба жила?»

Тут дерево словно от дремы проснулось —
Движенье заметил я старых ветвей:
«Желаешь без спешки о прошлом послушать?
Присядь, человек, у иссохших корней

И, взор обративши на блеклые камни,
В душе мой печальный рассказ сохрани...
Пусть капли дождя снизойдут на уста мне —
Тогда не прервется минувшего нить.
* * *
Здесь высился некогда дом с мезонином,
Просторной террасой и белым крыльцом.
А в детской, под образом Спаса фамильным,
Дворянские дети, усевшись кольцом

Вокруг их любимой и ласковой няни,
Внимали часами рассказам ее,
Как доблестно пращуры Русь защищали...
Бывало, что мальчик господский заснет,

Главу утомленно склонив на подушку;
Рассказчица тихо задует свечу
И, теплую нежно целуя макушку,
С улыбкою скажет: “Ребятки, прошу,

Вечерние сами прочтите молитвы
И с Богом скорее ложитесь-ка спать.
Крылами покроет вас Ангел-хранитель,
Приятного сна, завтра рано вставать”.
* * *
А в зале усадьбы, в парадной гостиной,
Звучал серебристым сопрано дуэт.
Две дочери в платьях с оборками синих
Гостям подарили игривый сонет

И пели, зардевшись, как алые розы,
Под взглядами многих сановных гостей;
Но, партию зная, глядели не в ноты,
А вдаль, сквозь окно, где под аркой ветвей

Резвились с веселой листвой светотени,
Мерцала таинственно водная гладь...
Снаружи ловил ароматы сирени
Отец — он любил перед сном подышать

И глаз отвести уж не мог от закатных,
Последних скользивших по пруду лучей...
Он видел в воде отраженье фрегата
И парус дрожащий из алых огней.

Так мирно и мило текла жизнь в именье,
Среди рукотворных и Божьих красот.
Казалось, что власть потеряло здесь время,
Растаяло бремя забот и тревог».
* * *
Замолкла ветла, опустив свои ветви...
«Но что же печального в думах твоих?» —
Спросил и, увы, не услышал ответа —
Потухшим был дерева старого лик.

Минуту спустя вновь поднявшийся ветер
Подвиг к откровенью ночному ветлу:
«Прекрасные души в блаженную вечность
Давно перешли, а я здесь все живу...

В начале столетья спилили аллею,
Осталась из многих деревьев лишь я,
Но прежде в пожаре погибло именье —
Осенней порою, в конце октября.

Владельцы последние бегством спасались
И, все побросав, увозили детей...
Крестьяне убранство парадное залы
В потемках несли из отверстых дверей.

Впоследствии парк, полоненный бурьяном,
Пристанищем сделался нищих, бродяг.
В усадьбе был сторож, больной, вечно пьяный,—
Как жил, так и умер лет двадцать спустя...

Вконец обветшали окрестные зданья,
А снег и дожди завершили разор.
Совсем одичав, привозили сельчане
Сюда, как на свалку, строительный сор».
* * *
Внимая сказанью ветлы без вопросов,
Я долго еще у сплетенных корней
Сидел и смотрел, как над прудом заросшим
Полоска небес становилась светлей,

А девственным утром румяное солнце
Взошло, покраснело, налившись огнем...
Несмелые звуки пичуг, еще сонных,
Внезапно сменил торжествующий сонм

Пернатых глашатаев Божией славы...
До нитки промокнув от летней росы,
Я чувствовал в сердце покой и отраду —
Как миг промелькнули ночные часы.

Да, видятся всюду следы разоренья,
Но знаю: Господь возродит этот край;
И столь мелодично рассветное пенье,
Что кажется: вот он, нетронутый рай!

Заимствуй, душа, у пичуг, у растений
Изящную легкость, неведенье зла;
Делись Богом данным талантом со всеми,
Пернатою птицей вспорхнув ото сна!

Глаза устремил на ветлу — она кроной
встряхнула мажорно, а солнечный луч
Расплавленным золотом, словно икону,
Листву осенил, проглянув из-за туч...

Читать раннее: ДЕРЕВЕНСКИЕ ПОСИДЕЛКИ

Читать далее: ВЛАДИСЛАВ ТЫЩЕНКО И ЕГО ЖЕНА ТАТЬЯНА

---