Версия для печати

---

Владимир Бобров
1001 день в Рио-де-Жанейро

В зоопарк за выигрышем

 

Грустное зрелище — животное в неволе. Поэтому самое лучшее, на наш взгляд, в зоопарке Рио-де-Жанейро то, что он маленький. Основание его связано с именем барона Батиста Дрюмона, больше известного как популяризатора азартной лотереи “Jogo do bicho” (игра в зверей). В 1888 году правительство императора Педро II предложило крупному землевладельцу и любителю животных барону Дрю-мону ежегодную субсидию в размере 10 тысяч реалов для того, чтобы его личный парк, в котором было много диковинных зверей, был открыт для публики. Барон согласился и в счет будущих субсидий истратил все свое состояние на закупку фауны. Однако пришедшее в 1889 году к власти новое республиканское правительство отменило обещанные барону субсидии, и он оказался, как говорят в таких случаях, в весьма стесненных обстоятельствах, поскольку доходы от посещения сада публикой были ничтожны. От разорения благородного любителя животных спас коммерческий гений некоего Мануэля Измаила Эвада, мексиканца по происхождению. Последний подал идею учредить при входе в зоопарк лотерею под названием «Игра в зверей». Поскольку терять было нечего, барон согласился, не надеясь особенно на успех этого мероприятия. Однако вопреки его ожиданиям лотерея имела шумный успех. Публика, до этого не баловавшая зоопарк своим вниманием, теперь повалила валом. Трамвайная компания не успевала подавать вагоны, чтобы перевезти к зоосаду всех желающих. Ехали на фиакрах, пролетках, шли пешком. Земельные участки в районе зоопарка подскочили в цене.

Идея мексиканца была до смешного проста: каждый посетитель зоосада вместе с входным билетом получал картинку с изображением какого-либо животного. Этот ярлычок давал право на получение выигрыша, в 20 раз превышавшего стоимость билета. Для этого надо было только, чтобы изображение животного на бланке совпало с изображением представителя фауны, вывешенным к закрытию сада на большом шесте у входа в зоопарк.

От посетителей не стало отбоя. То обстоятельство, что в подавляющей своей массе это были не любители природы, а игроки, никого не смущало.

Однако азарт зашел слишком далеко, и по настоянию общественности в начале века полиция запретила эту игру. Но было поздно: весь город уже играл в «животную лотерею». На каждом перекрестке продавались билеты предприимчивыми подражателями безвестного мексиканца. И это продолжается по сей день.

Но вернемся в зоосад. В нем очень неплохая коллекция птиц, начиная от обычных курочек и кончая редкостными страшилищами — кондорами, лысые головы и белоснежные жабо которых делают их похожими на средневековых инквизиторов. Особенно много в этой птичьей коллекции попугаев самых разнообразных размеров и расцветок. И среди них есть один особенный: он говорит по-русски. Зовут его Карудо. Впрочем, сейчас он, может быть, уже забыл свое настоящее имя.

Его привезли в деревянном ящичке с Амазонки желторотым подлетком. Впервые мы познакомились с ним на кухне, в квартире наших приятелей. Он сидел на жердочке на одной лапе, а другой держал небольшой початок кукурузы.

«Прямо трагедия,— говорил приятель,— балкона нет, в квартире пахнет газом, пропадет.птичка».

У нас был большой балкон. Мы понимающе посмотрели друг на друга и... выпросили попугая. Дождавшись темноты, полусонную птицу привезли домой.

Он не сразу подружился с нами и в первые дни очень тосковал. Сидел нахохлившись, не произнося ни звука. Мы повесили его полочку с жердочкой на уровне человеческого роста. К правой лапке прикрепили цепочку, соединенную с жердочкой, чтобы попугай не улетел. Однако вид прикованной птицы расстраивал нас. и через день Карудо получил полную свободу передвижения.

Теперь свое свободное время мы уделяли птице. Были забыты книги, кино, прогулки. У нас отсутствовал опыт обращения с пернатыми, не считая сведений о том, чем кормить попугая. Все остальное, связанное с уходом и воспитанием, мы проделывали по наитию. Но главное, мы были с птицей ласковы, относились к ней, как к ребенку. Обучение же языку сводилось к тому, что мы на разные голоса повторяли по очереди: «Карудо», «Карудо». Мы оба в глубине души не очень-то верили в говорящих попугаев и не рассчитывали, что наша птица станет в этом смысле исключением. Карудо мы полюбили и безмолвного. Но через неделю произошло чудо. Во всяком случае мы восприняли это как чудо.

Проснувшись в одно прекрасное утро, попугай совершенно отчетливо и при этом на чистом русском языке произнес нараспев: «Кару — Кару — Карудооо!»

И началось. Теперь Карудо не замолкал от восхода до заката. Более того, он нас признал. И если до этого мы сравнительно спокойно оставляли его, уходя на работу, одного дома, зная, что равнодушная птица не будет выражать огорчение по поводу нашего ухода и радость по поводу нашего возвращения, то теперь наш уход, даже ненадолго, из комнаты вызывал бурю негодования и громкие вопли попугая. Зато при встречах он выражал неподдельную радость.

Первое время Карудо умел выкрикивать только свое имя, нараспев, бесподобно имитируя наши голоса. Ободренные успехами нашего питомца, мы стали учить его и другим словам. Очень легко, буквально за несколько дней он усвоил имя «Бобров». И, как бы радуясь своим способностям, повторял его без конца. За отдельными словами пошли целые фразы. Вскоре выяснилось, что птица параллельно обучалась и на португальском языке. На соседнем участке велось строительство. Одно из наших окон оказалось совсем близко от строительных лесов, и рабочие быстро свели дружбу с Карудо. Об этом нам поведал сам попугай в выражениях, не подлежащих переводу.

У Карудо был абсолютный слух. Он мог имитировать любые звуки вплоть до визга пилы. Нам долго не верили, что он научился петь, так как петь он не любил в присутствии посторонних. Положа руку на сердце признаемся: пели в общем-то мы и почему-то одну и ту же, непонятно где услышанную песенку:

Но и к нему беда пришла:
У Джека мама умерла.
И он на улицу попал,
И первый раз под мостом спал
Веселый мальчик Джек.

Как только начиналось пение, Карудо приосанивался, потом вытягивал шею и наконец открывал свой огромный горбатый клюв, чтобы подхватить: «Джек! Мальчик Джек!»

Когда стало приближаться время нашего отъезда, надо было решить, что делать с Карудо. Больше всего нам хотелось его взять с собой в Москву. Смущало одно: мы должны были уехать в начале февраля, когда в Рио температура свыше +40 градусов, а в Москве, можно сказать, наоборот. Надо было срочно с кем-то посоветоваться. Но с кем? Конечно же, лучше всего с учеными зоопарка — специалистами-орнитологами. Они нам все растолкуют. Таким образом, мы вновь оказались в зоопарке, ради которого и затеяли писать эту главу.

Красивый старинный двухэтажный дом, некогда принадлежавший барону Дрюмону. Сейчас здесь дирекция зоопарка и научные лаборатории. Директор принял нас очень приветливо мы объяснили цель нашего прихода. Объяснили, что мы хотим взять птицу в Москву. Ну в крайнем случае, если есть риск, что она не выдержит дороги или заболеет при приезде, мы готовы выпустить ее на волю. Нас выслушали очень внимательно и сказали примерно следующее: «Попугай, живущий в неволе, уже не сможет жить на свободе. Его инстинкты притупляются, и он либо станет жертвой хищника, либо погибнет от голода. Попугаи живут стаями, а стая не примет чужака. Везти попугая в Европу в феврале — это тоже верная гибель для птицы». Мы расстроились.

«Оставьте его нам,— сказал человек в белом халате,— здесь он получит в достатке пищу, защиту от хищников и воздух родины...»

Что было делать? Накануне отъезда мы отвезли Карудо в зоопарк. Хочется думать, что мы поступили правильно.

Для пас наше последнее посещение зоопарка было грустным, хотя это был обычный субботний день. Так же сияло солнце, галдели птицы и обезьяны. По дорогам зоосада ходили сторожа в униформе, наблюдая за порядком возле клеток. Надо сказать, что хотя «игра в зверей» в зоопарке давно отменена, однако посетителей здесь очень много. Почти все они с детьми. Точнее, все посетители— дети в сопровождении взрослых. Вот чинно шагают по аллее маленькие девочки, разодетые в выходные платьица. Почти у каждой в одной руке вафельный конус с шариками разноцветного мороженого, которое быстро тает от непомерной жары и течет по рожицам и по платьям, в другой руке нитки от связки разноцветных воздушных шаров. В отличие от девочек мальчики никакого степенства не проявляют. Они как-то снуют быстробыстро между ног у взрослых, наступают на туфли и ботинки, за что получают порой оплеухи.

Надо думать, на воле знаменитая гигантская анаконда выглядит импозантнее и чувствует себя увереннее

Много детей у клеток с обезьянами, особенно около большого вольера, в котором помещается целый мартышечий городок. Звери привыкли к публике и стараются не обращать внимания на разноцветную, шумную толпу.

Невысокий барьер, высотой, может быть, с метр или полтора. За ним болото, затянутое ряской. В середине болота голый искусственный остров с раскидистым деревом. Здесь живут крокодилы. Как неживые, они часами неподвижно лежат на острове, не решаясь подплывать близко к ограде. Видимо, на то есть причины. Судя по количеству плавающих в болоте окурков, развлечение взрослых посетителей отличается жестокостью и не отличается разнообразием. Поэтому для хозяев болота безопасней находиться подальше.

Рядом с крокодиловым болотом большая стрелка, на которой написано: «Кобра». По-португальски все змеи — кобры, как по-английски все собаки — доги. Мы идем, куда указывает стрелка, и упираемся еще в одно болото, обнесенное, правда, более высокой оградой, почти под подбородок.

В болоте анаконды. Большие, неуклюжие, как бревна. Они тоже предпочитают лежать неподвижно. Но вот одна из них подняла маленькую по сравнению с туловищем, изящную голову — и куда девалась ее неуклюжесть. Быстро-быстро виляя своим огромным туловищем, анаконда поплыла, и тоже подальше от людей. Так и есть, в нее чем-то швырнул стоящий неподалеку от нас посетитель, и она сочла за лучшее уйти подальше от опасности. Интересно, как бы вел себя этот весельчак, если бы не было барьера. Длина змеи — метров шесть. Есть экземпляры и покрупнее.

Зоопарк расположен в северной зоне города, недалеко от стадиона «Маракана»,в небольшой лощине, окруженной холмами и сравнительно далеко от океана. Микроклимат здесь особый. Даже в самый прохладный день здесь всегда жарко, градусов на восемь выше средней городской температуры. Естественно, что летом в зоопарке страшное пекло. Особенно страдают от жары бурые медведи. Вокруг их загона ров с водой, и мишки предпочитают большую часть времени проводить в воде. Наверное, единственное, что устраивает их здесь, в тропиках,— это бананы — неведомый у них на родине плод. Здесь они имеют их вдоволь и по положенному им от зоосада рациону, и от посетителей. Медведей, пожалуй, кормят охотнее всего. Очень забавно смотреть на этого лохматого, ошалевшего от жары зверя, когда он, сидя на корточках, очищает передними лапами банан. Делает он это очень солидно и в то же время осторожно.

Из неизвестных Американскому континенту животных в зоопарке есть кроме медведей жирафа, верблюды, слоны. Первый слон был привезен в Рио 18 июля 1837 года для демонстрации на выставке. Сейчас в зоопарке в Рио два слона, вернее, слон и слониха. Около выхода клетки с хищниками — тигры, пантеры, ягуары.

Зоопарк находится в ведении городского муниципалитета и содержится в основном за счет доходов от посетителей. Стоимость входного билета очень невелика—150 сентаво (около 5 центов). Зоопарк в основном место развлечения детей.

Взрослые развлекаются в других местах. Для них существует ряд великих утешителей: религия, футбол, карнавал, кино.

 

В ботаническом саду - Назад

Далее - Церковь и церкви

 

 

Бобров В.А. 1001 день в Рио-де-Жанейро. М., "Мысль", 1974.

---