Версия для печати

---

ЭБЕРХАРД ХАЙНРИХ и КЛАУС УЛЬРИХ
Вражда с первого дня (Три десятилетия провокаций против ГДР)

ВОПРОСЫ, ОБРАЩЕННЫЕ КО ВРЕМЕНИ

 

Вопрос: Визит писателя и убийство на границе — это разные явления. Где же здесь взаимосвязь, кроме совпадения событий во времени?

Ответ: Взаимосвязь имеется. И в том, и в другом случае речь идет об одних и тех же людях, которые открыто или исподтишка травили писателя и убили пограничника. Мышление и политика тех, кто организовал яростную кампанию против Томаса Манна, направляли и руку убийцы, прервавшую в местечке Шлагбрюгге жизнь молодого пограничника.

Вопрос: Почему же на Западе дело дошло до яростной кампании против Томаса Манна? Ведь писатель побывал и во Франк-фурте-на-Майне, причем до того, как он посетил Веймар.

Ответ: Правильно, Томас Манн побывал во Франкфурте-на-Майне, но, когда он объявил, что поедет также и в Веймар, начался дикий шум. Кое-кто хотел во что бы то ни стало воспрепятствовать поездке «за рубеж», «на Восток». И когда он не отказался от своего желания ехать, Томаса Манна начали открыто называть изменником, подобно тому как нацисты называли его «врагом народа».

Вопрос: Но кому же не понравился этот визит в Веймар? Ведь в наши дни тогдашний шум по этому поводу представляется весьма искусственным.

Ответ: Может быть. Но в то время Томас Манн был среди живущих немецких писателей самым крупным, его признавали во всем мире, он был своего рода символом, пользовался авторитетом гуманиста, зарекомендовавшего и утвердившего себя в этом качестве тем, что занимал бескомпромиссную позицию в отношении фашизма. И вот этот человек во время своего первого посещения послевоенной Германии поехал также и в Веймар. К коммунистам!
В то время, когда делались яростные попытки снова разжечь «священную ненависть» к коммунистам, предать их анафеме, Томас Манн поехал в восточную зону, от которой правящие круги Запада не только отмежевались, но и отгородились. Они сделали это вполне определенно: путем раскола страны и создания сепаратного государства на западе Германии.

Вопрос: Но разве речь шла не только о юбилее Гёте — двухсотлетии со дня его рождения?

Ответ: Слово «только» хорошо звучит! Немецкие бюргеры давно превратили Гёте в национальную реликвию, в символ немецкого духа, который бюргерство якобы олицетворяло. Причем делалось это путем намеренной фальсификации гуманистической позиции и прогрессивного идейного наследия крупнейшего немецкого писателя. И вот во Франкфурте-на-Майне в 1949 году Гёте снова должен был стать рекламной фигурой для буржуазии. Его 200-летие удобно было использовать для маскировки той политики, которая расколола Германию и создала сепаратное государство в западных зонах,— политики, которая была призвана гарантировать восстановление старых общественных порядков и не допустить к власти гуманистические и прогрессивные силы немецкого народа.

Вопрос: А что устраивалось в Веймаре? Почему празднование юбилея Гёте проводилось в двух местах?

Ответ: Власть имущие на западе Германии тогда категорически отвергали любую связь, любое соприкосновение с «советской зоной». В то время и речи не могло быть о национальных связях, о которых так охотно разглагольствуют сейчас в ФРГ. Наоборот, ненависть к изменениям в общественном строе на востоке Германии, где после освобождения от фашизма немцы под руководством рабочего класса начали строить новую жизнь, находила свое выражение в безудержной брани и всевозможных нападках. В празднествах в Веймаре осмысливание творческого наследия Гёте было частью антифашистского демократического обновления — ведь воинствующий гуманизм Гёте побудил многих к сопротивлению нацизму. Рабочий класс, его революционная партия, все простые люди своей приверженностью творчеству Гёте продемонстрировали одновременно свое отношение к национальной культуре. Таким образом, празднование юбилея имело и политическую цель: ведь идеи Гёте вдохновляли на защиту справедливых национальных интересов, на борьбу против раскола и возрождающейся реакции.

Вопрос: А как связать с этим убийство Хоферта?

Ответ: Хоферт и его товарищи отстаивали новые, молодые всходы гуманизма на немецкой земле, которая еще вчера несла фашистскую отраву и вдруг снова оказалась перед угрозой реакционной инфекции. Из истории Германии до и после освобождения предельно ясно следующее: для обеспечения существования гуманистической культуры необходима политическая власть, находящаяся в полном единстве с национальной культурой и готовая ее защищать. Враждебная кампания по отношению к Томасу Манну и убийство Герхарда Хоферта представляли собой, несмотря на то что они осуществлялись различными средствами, покушение на гуманистическую культуру, которую олицетворял великий писатель и ценой своей жизни защищал пограничник-антифашист.

Вопрос: Это значит, что визит Томаса Манна и убийство на границе следует рассматривать через призму тогдашних взаимоотношений между «Востоком» и «Западом». Что лежало в основе конфликта, раскол страны или что-то другое?

Ответ: Ключевым после войны был вопрос— какой должна быть Германия. Вокруг него и разгорелся спор: идти вперед к новому, создаваемому на других общественных основах немецкому государству, или вернуться к дофашистскому капитализму? Таким образом, дискуссия велась по вопросу: революция или реставрация? Конечно, ни один человек тогда не давал таких определений.

Вопрос: Как так? Во всех наших изданиях на эту тему говорится о едином революционном процессе после 1945 года, в ходе которого были произведены антифашистские демократические преобразования, заложены основы социализма и позднее начато строительство развитого социалистического общества.

Ответ: Конечно, все это так. Но не менее верно и то, что в 1945—1949 годах происходившее так не называлось. Были тому разные причины. Представим себе обстановку того времени: еще совсем недавно нацисты изображали захват власти Гитлером как «национальную революцию». Естественно, их господство, основанное на терроре, не было ни национальным, ни революционным, но они всегда спекулировали на псевдорево-люционной фразе и национальном пафосе. Когда же их господство подходило к концу, они стали угрожать «большевистской революцией», чтобы запугать буржуазные и мелкобуржуазные круги в Европе и Германии. Им удалось своей антикоммунистической пропагандой ввести в заблуждение народ.

Несмотря на жертвы, понесенные коммунистами и другими антифашистами, участвовавшими в движении Сопротивления, до 1945 года, как известно, не удалось совершить революцию, революцию против фашизма за прекращение войны.

С мая 1945 года власть в оккупированной Германии находилась в руках четырех держав-победительниц. Три из них были настроены против революции. Одно только упоминание слова «революция» вызывало у них аллергию. При всем этом они вместе с четвертой державой-победительницей, Советским Союзом, заключили Потсдамское соглашение, основополагающие статьи которого в случае их соблюдения и выполнения должны были оказать революционизирующее воздействие. Но так как в Потсдамском соглашении термин «революция» по понятным соображениям не фигурировал, в первые послевоенные годы никто не говорил о революции, даже если она практически осуществлялась. Говорили о реформах и демократическом обновлении. Кстати, и те, кто выступал за реставрацию и осуществлял ее, не называли вещи своими именами, здесь наиболее распространенным было упоминание о демократии.

Вопрос: Таким образом, разговоры о демократии были лишь ширмой — у одних для реставрации, у других для революции?

Ответ: Уже сам характер политических преобразований отвечает на этот вопрос: социалистическая революция имеет целью создание условий для действительного господства народа, капиталистическая реставрация пытается предотвратить это, она направлена на достижение противоположного результата.

Вопрос: Тем труднее понять тот факт, что правительства империалистических государств подписали соглашение, имеющее фактически и юридически антиимпериалистическое содержание.

Ответ: Разные причины определили это. Но главным является следующее: война с фашистской Германией была антифашистской, освободительной войной, за движением Сопротивления фашистскому порабощению стояли народы всей Европы. Это наложило свой отпечаток на Потсдамское соглашение, как, впрочем, и на другие соглашения антигитлеровской коалиции. Фашизм разоблачил себя как форму господства самой реакционной, шовинистической и агрессивной части крупной буржуазии. В ходе войны откровенно проявились захватническая, хищническая сущность монополий, беспардонность помещиков и промышленников, кровожадность военной клики. Причины фашистских преступлений, вытекавшие из общественного устройства Германии, тогда были настолько обнажены, что никто из желавших реставрации не считал возможным открыто выступить против требований Советского Союза. А ведь он, как известно, понес самые большие жертвы в войне и требовал гарантий того, что агрессивный германский империализм никогда не сможет возродиться.

Вопрос: Мероприятия, предусмотренные в Потсдамском соглашении, должны были создать такие гарантии общественного устройства?

Ответ: Да, несомненно. Соглашение, к примеру, требовало устранения чрезмерной концентрации капитала в экономике, полного искоренения милитаризма и нацизма, обязательства провести последовательную демократизацию общественной и культурной жизни. По логике вещей было очевидно, что эти цели, конечно, нельзя осуществить, опираясь на прежние политические силы в Германии, которые ранее выступали как пособники крупного капитала в промышленности и сельском хозяйстве и не только не мешали распространению фашизма, но и активно этому содействовали.

Вопрос: Можно ли сказать так: Потсдамское соглашение не только требовало изменения общественной структуры Германии, но и предоставляло демократическим, революционным силам немецкого народа возможность последовательно и по существу изменить положение дел?

Ответ: Да, это абсолютно верно. И поэтому немецкие революционеры, прогрессивные силы одобрили Потсдамское соглашение и стали действовать в соответствии с его статьями. В известном призыве Коммунистической партии Германии от 11 июня 1945 года требования общественных преобразований, создания последовательно антиимпериалистической, демократической и миролюбивой Германии были объявлены политической необходимостью, и тем самым была сформулирована боевая программа для всех немцев, которые хотели обновления Германии.

Вопрос: Но с этим ведь не могли согласиться те, кто не хотел коренных изменений?

Ответ: Да, конечно. Все консервативные силы в Германии и других капиталистических странах выступали против Потсдамского соглашения с той же настойчивостью, с какой революционеры отстаивали его. Еще не высохли чернила на подписях под документом, как его уже начали саботировать. Обербургомистр Кёльна, впоследствии первый канцлер ФРГ Аденауэр, выразил свое отношение к соглашению весьма определенно. В интервью, переданном западногерманской радиостанцией «Норд Вестдойчер Рунд-функ» 11 июня 1953 года, он заявил: «У меня свой кошмар — это Потсдам». И чтобы никто не понял его превратно, чтобы никто не подумал, что канцлер имеет в виду пресловутый старый «дух Потсдама», синоним прусско-немецкого милитаризма, Аденауэр добавил, что его кошмаром является Потсдамское соглашение, означающее, по его словам, «крушение Германии» и «рабство для немецкого народа» (цитируется по газете «Нойес Дойчланд» от 13 июня 1953 года).

Вопрос: Это свидетельствует об ослеплении ненавистью. Но разве в действительности Германия не рухнула как политическое понятие, обозначающее единое государство?

Ответ: Но не в итоге Потсдама! Это произошло не как следствие Потсдамского соглашения. Прежняя Германская империя помещиков, крупных промышленников и милитаристов рухнула в результате полного военного поражения в мае 1945 года. Потсдам был не концом пути, а шансом для того, чтобы начать все сначала. Потсдам не «скрепил печатями» и раскол страны, как позднее часто пытались утверждать. В Потсдамском соглашении, наоборот, неоднократно зафиксировано положение, что Германию следует рассматривать как единое целое и что в обозримом будущем должны быть созданы немецкие центральные органы управления, например в сфере экономики и финансов. Раскол Германии был осуществлен вопреки Потсдаму. Это было сделано теми, кто воспринял Потсдамское соглашение как «кошмар», потому что оно давало прогрессивным силам возможность для преобразования общественного строя во всей Германии.

Вопрос: Но в этом принимали участие и державы, подписавшие соглашение?

Ответ: Конечно. Руководящие круги США, Великобритании и Франции (которая хотя не являлась государством — сигнатарием Потсдамского соглашения, но как четвертая держава-победительница была включена в число союзников на равных правах) очень скоро стали по-другому оценивать уроки истории. На первый план теперь выступали классовые интересы, которые все больше довлели над прежними взаимоотношениями периода войны, над необходимостью учитывать интересы Советского Союза и боровшихся в рядах Сопротивления. Своей речью в Фултоне Черчилль дал сигнал, а США при президенте Трумэне с готовностью возглавили формирование нового антисоветского блока. Началась «холодная война».

Вопрос: Получившая печальную известность речь бывшего английского премьера в Фултоне была произнесена в марте 1946 года. Черчилль, который во время войны направлял в адрес Сталина такие хорошие послания, вернулся к своей прежней роли лидера воинствующих антикоммунистов. Что же означала «холодная война» для послевоенной Германии?

Ответ: Для Германии она означала отход от Потсдамского соглашения и все более частое нарушение устных договоренностей. На смену совместным действиям пришли взаимные обвинения. Возник далеко не «священный союз» между победителями и побежденными, между антикоммунистическими кругами западных держав и реакционными элементами в Германии.

Вопрос: Вы говорите о «победителях» и «побежденных». Разве не все немцы были в положении побежденных?

Ответ: Нет, это не так, даже если буржуазная пропаганда все время пытается доказать обратное. Это неверно по сути дела, даже если внешняя сторона вопроса и определенные понятия способствуют созданию подобного впечатления. Ведь, объективно говоря, немцев освободили. Была разгромлена и побеждена фашистская диктатура в Германии. Оккупация страны державами-победительницами должна была гарантировать недопущение возрождения фашизма и поддерживать антифашистские и демократические силы немецкого народа. С полным основанием мы празднуем день 8 Мая как день освобождения и чествуем победителей. Буржуазия на Западе никогда не была в состоянии воспринять разгром фашизма как освобождение. Только тогда, когда империалистические державы-победительницы заключили с немецкой буржуазией союз против народа, когда победители стали оккупантами и в целях создания антикоммунистического альянса заключили союз с побежденными, наступило некоторое «примирение между ними». Однако обе стороны хотели подстраховаться на всякий случай. США, Англия, Франция и западные немцы пошли затем на обособление западных зон, чтобы в итоге создать государство, полностью связанное с лагерем империализма. Немецкие капиталисты и иностранные оккупанты действовали в соответствии с девизом, сформулированным одним из ведущих тогда политиков ХДС, первым президентом бундестага Кёлером: «Лучше иметь полностью в руках половину Германии, чем делить с кем-то всю Германию».

Вопрос: Это важное признание. Мы уже говорили о противоположности позиций. Сторонники реставрации прежних порядков были уверены в том, что в борьбе за единство страны они бы проиграли и не смогли справиться со стремлением народа к социальным преобразованиям. Если бы часть страны, оккупированная империалистическими державами, не была превращена в сепаратное и самостоятельное образование, революционный процесс антифашистско-демократического обновления мог бы успешно развиваться во всей Германии.

Ответ: Правильно. На территории между нижним течением Эльбы и Рейном не была решена эта неотложная, актуальная историческая задача. Кстати, такая возможность была упущена в нынешнем столетии уже во второй раз. В 1918 году буржуазия смогла удержать власть в Германии; в 1945 году ей снова удалось сделать это, но только в части страны, ценой потери единства Германии. Чтобы спасти власть монополий, избежать наказания за преступления фашизма, собрать силы для реванша, немецкая крупная буржуазия пошла на раскол страны.

Противоречия между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции были использованы для спасения немецкого капитализма. Имеются совершенно однозначные доказательства и свидетельства на этот счет.

Вопрос: Позднее с Запада раздавались, как правило, призывы к «единству». Были ли высказывания противоположного плана?

Ответ: Такие высказывания были. Приведем только некоторые: еще в октябре 1945 года Аденауэр заявил в интервью агентству АП: «Наилучшим решением было бы создание на основе трех западных зон федеративного государства и...— как он сказал далее,— возможно более тесная экономическая интеграция его с Францией и Бельгией».

Представьте себе следующее: во время войны американцы и англичане неоднократно предлагали планы полного расчленения Германии. Советский Союз постоянно выступал против этого, в том числе и в Потсдаме, и даже добился там подтверждения принципа единства страны. Но не прошло и двух месяцев после Потсдамской конференции, как немецкие буржуазные политики предложили расчленение Германии. Мотив такого поведения ясен. В начале 1946 года корреспондент американской газеты «Чикаго трибюн» Хол Фауст после бесед с рядом предпринимателей в Западной Германии отметил следующее: «Среди немецких промышленников и финансистов в английской зоне оккупации сильны настроения в пользу немедленного слияния с британской империей. Они заявляют, что предпочли бы статус доминиона, так как это обеспечило бы защиту их шахт и заводов от коммунистов».

Спастись и удержаться у власти любой ценой — вот чего хотела буржуазия не только в английской зоне оккупации Германии. Тем временем ей удалось призвать на помощь своих классовых союзников и в других империалистических центрах. «Официальные лица в Вашингтоне полагают,— писал в 1947 году журнал «Ньюсуик»,— что сохранение нынешнего статуса четырех держав может повлечь за собой распространение коммунизма во всей Германии. Этому следовало бы предпочесть спасение части Германии для западных держав. Уже разрабатываются проекты образования в Западной Германии сепаратного правительства». Что касается «проектов», то это намеренно мягко сказано. К этому времени поезд уже был переведен на тот путь, по которому он мог двигаться только вправо, к окончательному расколу страны.

Вопрос: Но что же произошло, если Запад впал в пессимизм и начал действовать с большей спешкой?

Ответ: Произошло то, что, если мыслить категориями мировой политики, изменилось соотношение политических сил. После победы в войне повсюду укрепились позиции прогрессивных сил. В целом ряде стран они взяли власть в свои руки или были близки к этому. И в послевоенной Германии многое пришло в движение. Конкретно это выглядело следующим образом: прогрессивно настроенные немцы, прежде всего рабочий класс, стали принимать активное участие в политических делах. Наиболее успешно использовались возможности, вытекающие из освобождения от нацизма, в советской зоне оккупации Германии.

Лозунг о строительстве нового общества там быстро и последовательно превращался в действительность: создание нового административного аппарата, образование антифашистско-демократических партий, опубликование программы КПГ, призывающей всех содействовать созданию новой Германии, соглашение о единстве действий КПГ и СДПГ, образование единых профсоюзов. Создались центры политического влияния, которые имели достаточно сил для того, чтобы приступить к большим общественным преобразованиям: земельной реформе, национализации собственности концернов, реформе школьного образования, юстиции. Хотя говорилось о реформах, но в действительности речь шла о самых значительных революционных преобразованиях в истории Германии. Социалистическая единая партия Германии, образованная в результате объединения КПГ и СДПГ, сплотила и мобилизовала значительные народные силы, которые могли успешно осуществлять коренные общественные преобразования в восточной зоне. Этот процесс оказывал влияние и на жизнь в западных зонах.

Вопрос: Историография ФРГ, как правило, об этом ничего не сообщает. Она делает вид, что на Западе такие устремления, как в советской зоне, якобы никогда не отмечались. Утверждается также, что народ будто бы всегда отрицательно относился к «посягательству» на капиталистическую собственность.

Ответ: Факты свидетельствуют о другом. В 1946 году в Саксонии в ходе народного референдума 77,6% опрошенных высказались за национализацию предприятий, принадлежавших нацистским и военным преступникам, и военных концернов. В Гессене проводилось специальное голосование по статье конституции земли, предусматривавшей национализацию тяжелой промышленности, транспорта и банков. Итог: 71,9% гессенских избирателей высказались в пользу этого.

Вопрос: 77% здесь, 72% там убедительно доказывают, что в то время примерно одинаковое число немцев на «Востоке» и на «Западе» были за национализацию крупной промышленности. А как обстояло дело в других вопросах?

Ответ: Таким же было отношение и к земельной реформе. В статьях конституции и в законах земель Западной Германии также отразилось стремление к национализации поместий юнкеров, как это было сделано в советской зоне оккупации. Не было существенной разницы в воле избирателей, однако она по-разному была принята во внимание. На Востоке желание народа было немедленно претворено в жизнь, на Западе национализация была «отложена». Этот термин использован в постановлении главы военной администрации США в связи с голосованием по статье гессенской конституции, предусматривавшей национализацию. С помощью подобных приказов была сорвана и земельная реформа. Еще более бесцеремонно обошлись с объединением рабочих партий.

На Западе большинство членов СДПГ хотели объединиться со своими соратниками из братской КПГ, как это произошло в восточной зоне. Но если на Востоке объединение было разрешено и стало одним из самых значительных и важных событий, то на Западе запретили это делать и всеми средствами препятствовали такому объединению. «Слияние СДПГ с КПГ не отвечает курсу политики военной администрации»,— говорилось в обосновании приказа западных военных комендатур, который запрещал «все собрания, имевшие целью такое слияние».

Запрет и раскол — вот основные средства, с помощью которых реакция пыталась защититься от натиска революции. Немецкая буржуазия, ослабленная в военном, политическом и моральном отношении поражением во второй мировой войне, без колебаний прибегла к бронированному кулаку иностранных оккупантов, для того чтобы парализовать внутриполитического противника. Таким образом, и речи не было о свободе и свободном выборе при решении вопроса о реставрации капитализма и образовании сепаратного государства под названием Федеративная Республика Германии. Кстати, это чувствовал и Томас Манн, когда он в 1949 году своим посещением Франкфурта-на-Майне и Веймара хотел показать свою приверженность демократии, миру и гуманизму. В своем письме от 27 августа 1949 года он упоминает о «неблагоприятном положении в мире», которое «на руку плохим элементам в Германии» (тем, кто был связан с нацистскими преступлениями). Он, Т. Манн, решился на эту поездку не в последнюю очередь из-за «тайной надежды» на то, что его визит, «возможно, окажет хотя бы небольшую помощь находящимся в затруднительном положении хорошим людям в Германии».

Вопрос: В какой степени это удалось ему? Не отступил ли он, столкнувшись с политическими реальностями?

Ответ: Празднование юбилея Гёте во Франкфурте-на-Майне едва ли смогло скрыть противоречие с реальностью реставрации в западных зонах. Это было мероприятие для элиты в среде, постоянно отравленной глубоко негуманным в своей сущности антикоммунизмом, который Томас Манн именовал величайшей глупостью нашей эпохи.

Он не мог не увидеть, насколько другой была обстановка в Веймаре. Говоря о пребывании здесь, он нашел слова, отражающие его глубокое впечатление. Томас Манн оставил несколько строк, которые достойно оценивают заслуги основателей новой Германии и показывают историческую значимость их деятельности: «... я вглядывался в лица, выражавшие добрую волю и одухотворенность, лица людей, ежедневно работающих по 18 часов и жертвующих собой ради того, чтобы осуществить то, что представляется им справедливым, и создать у себя такие общественные условия, которые, как они надеются, должны воспрепятствовать возврату к войне и варварству».

Томас Манн смотрел на них и испытывал радостное волнение. Но он ничего не мог изменить в том, что другие, глядя в эти лица, испытывали ненависть. Они целились в эти лица и стреляли в них, словом и оружием, всем, чтс было в их распоряжении. Они хотели уничтожить эти лица и при этом не брезговали ничем.

Вопрос: Визит писателя и убийство на границе произошли ведь до образования Германской Демократической Республики?

Ответ: Это были дни, полные драматизма. 1949 год был особенным годом. В том году произошли решающие изменения, которые назревали давно. Они настолько глубоко определили ход дальнейших событий, что отсчет времени на немецкой земле ведется именно с этого периода. И кто бы ни пытался вести другое летоисчисление, он не может пройти мимо октября 1949 года.

Вопрос: Понимали ли это тогда или нет?

Ответ: Конечно, в наши дни многое видно гораздо яснее, чем прежде. Но особенный характер событий люди в то время понимали вполне. На немецкой земле никогда ранее не было такого государства, которое было провозглашено 7 октября 1949 года в Берлине. Его главной опорой стали рабочие и крестьяне.

Столяр по профессии и испытанный коммунист стал президентом. Представление Томаса Манна о мире как необходимом условии жизни вошло в документ об образовании этого государства. Из Москвы, от руководства Советского государства, потерявшего в борьбе с немецким фашизмом 20 миллионов жизней, пришла поздравительная телеграмма, в которой говорилось, что образование ГДР — поворотный пункт в истории Европы.

Действительно, создание нового немецкого государства означало победу тех слоев народа, которые ранее подвергались угнетению и, по мнению деятелей, представлявших старую Германию, должны были и впредь оставаться угнетенными и бесправными.

Вопрос: В соответственном духе были, наверное, выдержаны и отклики из других стран?

Ответ: Естественно, отклики были иные — не поздравления, а резко отрицательная реакция в сочетании с угрозами и пророчествами о том, сколько времени продержится немецкое рабоче-крестьянское государство. За новорожденным не признавался ни малейший шанс выжить.

Вопрос: Ни малейший шанс? Трудно представить себе, что облеченные ответственностью политические деятели могли так ошибаться.

Ответ: Это связано с тем, что буржуазия не в состоянии реалистически оценивать ситуацию, когда наступает время ее ухода с исторической сцены. Даже если она наблюдала такую смену в других странах и часто в целях пропаганды называла это «захватом власти коммунистами», буржуазия считает невозможным подобное в собственной стране и, если изменения все же происходят, надеется, что это легко поправимо. Сегодня небезынтересно вспомнить о том, как политики и идеологи буржуазии комментировали рождение ГДР и что они ей пророчили. Из многочисленных высказываний приведем лишь некоторые.

7 октября 1949 года издававшийся в Западном Берлине «Телеграф» (одна из ведущих газет того времени) заявил, что ГДР не что иное, как «фикция в безвоздушном пространстве». Тогдашний председатель СДПГ д-р Курт Шумахер внес свою лепту: «С успехом можно оспаривать, что новое восточное государство вообще является государством» (газета «Дер Тагесшпигель», 9 октября 1949 года).

12 октября 1949 года министр ФРГ, деятель ХДС Якоб Кайзер, выступил в роли оракула в газете «Ди Вельт» с заявлением о том, что он не видит никаких перспектив для возникшего государственного образования в восточной зоне. Несколько дней спустя он сказал, что восточное государство потерпит крушение и без саботажа. Якоб Кайзер не случайно упомянул об этом — в первые годы существования республики он был главным организатором саботажа.

По словам деятеля СДПГ Курта Маттика, «восточнее Эльбы не будет цветущих городов, пока на Эльбе стоят большевики».

В хоре пророчивших катастрофу орган промышленных кругов ФРГ газета «Рурнахрих-тен» называла даже сроки крушения республики. Она писала: «Так называемая ГДР, чье экономическое существование основывается на развалинах, вряд ли доживет до 1950 года, не говоря уже о том, что она не переживет его». В приведенном прогнозе ГДР отводилось существовать не более трех, в крайнем случае — двенадцать месяцев.

Вопрос: Почему вы произнесли слово «небезынтересно»? Три десятилетия спустя процитированные мнения звучат смешно.

Ответ: Эти суждения имеют и другую, весьма серьезную сторону. Конечно, они были основаны на недальновидности. Они доказывают ставшую уже закономерностью неспособность буржуазии и ее пособников из числа социал-демократов ориентироваться в историческом процессе. Кроме того, в этих высказываниях проявляется полная слепота эксплуататорских классов в том, что касается потенциальных возможностей рабочих и крестьян, познавших свободу, способности коммунистов руководить революционным движением, возможностей социализма развиваться по восходящей линии. Процитированные слова одновременно свидетельствуют о жестокой, беспощадной вражде и контрреволюционных намерениях империалистов по отношению к молодой немецкой народной республике. Они не только пророчили крах ГДР, они хотели ускорить его.

Вопрос: Что же они могли сделать?

Ответ: Конкретно речь пойдет об этом далее. На Западе, во всяком случае, были полны решимости не ограничиваться прогнозами, а сделать кое-что для того, чтобы они оправдались. С одной стороны, во все горло кричали: «ГДР, несомненно, рухнет», с другой — сильными ударами пытались «помочь» ей в этом.

С территории западных зон предпринимались неоднократные попытки путем прямого нажима либо замаскированных акций затормозить процесс революционных преобразований в восточной зоне, помешать восстановлению и дезорганизовать его. Теперь, после образования ФРГ и ГДР, когда оба основных политических движения взяли в свои руки государственную власть, эти попытки, конечно, не прекратились. Наоборот, начался новый этап активности контрреволюции.

Борьба старого строя с новым была главным мотивом при образовании ФРГ. Враждебность к ГДР была возведена в ранг политики государства, созданного на месте западных оккупационных зон Германии. Отныне она определяла все основные акции боннского правительства и всех политических сил этого государства.

Только небольшая часть этой деятельности носила открытый характер. В основном же борьба проходила под покровом темноты. Речь шла о жизни и смерти в буквальном смысле слова.

Вопрос: Кто же сделал достоянием гласности то, что происходило в темноте?

Ответ: Многое из того, что предпринималось и предпринимается против ГДР, не осталось в тайне, большинство из запланированных преступлений были раскрыты и предотвращены. Наша страна и ее граждане обязаны этим министерству государственной безопасности ГДР, которое молодая рабоче-крестьянская республика создала для своей защиты в начале 1950 года. Вместе со всеми демократическими силами, другими органами вооруженной защиты государства, опираясь на большинство населения, сотрудники органов государственной безопасности за тридцать лет навязанной им борьбы нанесли врагу целый ряд поражений.

Кроме того, некоторые деятели на Западе, действовавшие против нас, со временем развязали языки и начали хвастаться своими «подвигами». Таким образом, из этого источника можно почерпнуть то, что представляет неизменный интерес.

Тайная война сопровождала нас на пути от развалин до нынешних высот. Она нанесла нам ущерб, причем весьма серьезный. Но она не сломила и не задержала нас. Все то, что было, не должно быть забыто. Наши противники не отказались от борьбы, она с неослабевающей силой продолжается и сегодня. По-прежнему те, у кого мы отняли власть, ненавидят нас. Располагая немалыми средствами, они продолжают нам вредить. Знание того, что было, умение предвидеть то, что может быть, имеет само по себе большое значение, является предпосылкой победы.

 

ДИАЛОГ ПО ПРОШЕСТВИИ МНОГИХ ЛЕТ - НАЗАД

ДАЛЕЕ - УБИЙСТВО ПОД АПЛОДИСМЕНТЫ

 

 

Э. Хайнрих, К. Ульрих - ВРАЖДА С ПЕРВОГО ДНЯ (Три десятилетия провокаций против ГДР). М., Прогресс, 1983.

---